Бенкендорф любит всех нас - Владислав Солоницкий

Так уж случилось, что первым проснулся Фрэнк. Он не был удивлен, не был подавлен появлением какой-то женщины в своей постели (был до конца уверен, что у него не может быть детей) – он просто аккуратно вынул свою руку из-под плена девичьей подмышки и попытался протереть глаза, оставив другую руку под теплым лениво дышащим белым телом. Ну а раз уж Фрэнк был человеком невнимательным, неаккуратным (иначе говоря, мудаком он был) случилось так, что… В общем, читайте.

– Нина, вставай завтракать, просыпайся, – шептал он на ухо, как вы уже догадались, совсем не Нине, а моей любимой человечишке слабого пола Еве. И это была не шутка. Фрэнк на самом деле, без всякого курьеза, не помнил, что прошлой ночью, будучи далеко нетрезвым, пригласил к себе Еву, которая по каким-то внутренним жгучим причинам (алкоголь) не смогла отказать.

Ее тело всё также лениво спало. Долгие тихие легкие вдохи и такие же выдохи. Казалось, она бы проспала здесь еще часа три, несмотря на то, что дело близилось к ленчу.

Перед тем, как вновь попытаться пробудить девушку, Фрэнк всё-таки попробовал вглядеться в девичий образ. В какой-то момент он почувствовал, что ощущения, доставляемые прикосновением мягкой щеки к его груди, совсем не те ощущения, что ему так часто доводилось испытывать. Та и запах волос был совсем не таким, как у Нины – этот намного приятнее и, казалось, роднее.

Фрэнк приподнял свою голову и попытался откопать желаемые очертания девичьего лица, что были надежно спрятаны взъерошенными длинными русыми волосами, окутавшими голову с одной стороны, и мужской грудью, прикрывающей с другой – Ева так крепко вцепилась во Фрэнка, обняв его и упершись темечком в небритый колющийся подбородок, что разглядеть хоть какие-то черты, даже ушко, было на деле невозможным. Фрэнк вновь откинулся на подушку и воззвал.

– Одна девочка так долго спала, что профукала все свои годы. А ведь можно было столько желаний загадать. Ты только представь. Нина, не повторяй судьбу девочки, – предупреждал он и свободной рукой почесывал гибкую нежную спину.

В ответ молчок. Лишь мгновениями ощущалось, что девушка не спит и отчего-то импульсивно сдавливает тело, еще сильнее прислоняясь к груди. Казалось, она проломит ему грудную клетку и съест его сердце. Впрочем, примерно так всё и случится. Иначе история, которую я вам ведаю, не была бы самой печальной на свете.

– Мда-а, – продолжал Фрэнк, с хрипотцой протягивая последнюю гласную, уводя ее в свои курьезные представления. – Ты так часто просыпаешься со мной в разных постелях, что, будь я честным гражданином, уже давно должен был на тебе жениться. Но так случилось, – продолжал Фрэнк говорить с самим собой, косвенно отсылая к бессознательной девушке, – я журнялюга. У меня своя колонка в газете – приходится постоянно обманывать людей, украшая их скучные жизни моими хитроумными сплетнями. Я слишком нечестен с людьми. Быть тебе в девках, Нина. – Он поцеловал ее в темечко и попытался уснуть.

В этот момент глаза Евы открылись. Длинные ресницы пощекотали грудь, и Фрэнк ожил, придумывая что-либо забавное, но нарочно продолжая молчать, мол, он спит, чтобы теперь девушка мучилась в поисках выхода из этой тупиковой ситуации, а не он. Я же (как вы, конечно, не догадывались) всё это время был в доме. Сидел в зале, что пах табаком, и проклинал Фрэнка всякий раз, когда тот произносил неверное имя. И когда я вот-вот уже был готов вмешаться, случилось нечто доколе забавное. Не думаю, что вы могли догадываться и об этом, но то, что произойдет, гораздо лучше, чем если бы Ева расстроилась другому имени в свой адрес. Читайте. Громко не смейтесь.

– М-м-м, – сладко промычала Ева, поочередно напрягая участки своего тела и растягиваясь, топчась по Фрэнку как скакун по ипподрому. – Я так рада, что мы снова вместе, Януш, – сказала она сквозь довольную улыбку.

Да! Да! Да! Она тоже не знала, с кем провела эту ночь. А так как Ева была антиподом Фрэнка, – то есть аккуратной и внимательной, – она была уверенна, что переспать могла только с одним человеком – своим бывшим, которому и принадлежало это короткое имя.

Фрэнк же между тем несколько растерялся. Его лицо надо было видеть. Оно передавало двоякую эмоцию, разделенную на: у Нины появился еще один постоянный клиент (ревность) и неплохое имя для очередной ролевой (гордость). Но каковым же будет его удивление, когда ни в чем не подозревающие лица столкнутся и откроют друг другу занавес откровений.

– Почему Януш? – осмелился спросить Фрэнк, закинув свободную руку себе под затылок.

И настало неловкое молчание. Люди, как правило, в такие моменты жадно закуривают сигарету, занимая рот и руки хоть чем-то. Но Ева не имела этих вредных привычек, а Фрэнк был заблокирован ею.

Тогда-то девушка задвигалась. Она вот-вот должна была поднять тело и направить ужасающий взгляд точно в зеница Фрэнка. Ее движение казалось таким медленным и напрягающим, точно в фильме ужасов, где режиссер играет нарастающей мелодией и растянутой сценой, подводя зрителя к шокирующему завершению.

Момент истины. Ева уставилась на Фрэнка и наоборот. Один смотрел с приоткрытым ртом, испуская непонятный шипящий звук, другая сняла все маски, оставив лицо без единой эмоции, и проникла голубыми глазами в самую глубь писательской сердобольной души.

Парень оставался в своем изначальном положении – одна рука еще сохраняла девичье тепло, а другая подпирала затылок, тогда как девушка сидела на поджатых под себя ногах, прикрывая грудь лишь локонами своих русых с утренней неряшливостью волос.

Они оба могли находиться в этом положении еще очень долго, и каждый из них это прекрасно понимал. Еве было просто некуда деваться, поэтому она пряталась в плотных слоях своих мыслей, а Фрэнк, честно говоря, был заворожен ее взглядом, что увел парня летать в самые густые облака. Ведь Ева смотрела таким взглядом, от которого не ушел бы ни один художник – это был самый вдохновенный взгляд, самый чистый и, казалось, непорочный в то время, как факты говорили об обратном.

Как любой художник, стремящийся прикоснуться к прекрасному, Фрэнк нашел в себе силы преодолеть девичье магнитное поле, прижимающее его к постели, и поднял свою руку, протянул ее к лицу Евы и вытер утреннюю корочку с глаза, прежде дугообразно проведя большим пальцем по ее щеке от носа и до шеи. Ева нисколько не шелохнулась – она продолжала сидеть, утопая где-то в себе, а Фрэнк утопал в ее глазах. Казалось, тем утром в тех глазах можно было видеть размеры всего ее мира, что девушка держала в голове и проецировала на квартиру, усыпая картинами свое просторное обитель.

Скоро, когда пора было уже разбавить тишину, Ева проронила долгожданное мною вопросительное словечко:

– Фрэнк? – спросила она, не отводя глаз и лишь совсем немного пошевелив губами. Настолько немного, что даже незаметно.

– Ева? – спросил Фрэнк в той же манере теперь уже у нее, только с возбужденным лицом.

– Скажи, что между нами ничего не было, – просила Ева.

– Не могу, – ответил он заворожённо. – Ведь я очень хочу думать о реальности всего здесь увиденного, – он не мог оторвать взгляд, отчего говорил членораздельно, медленно и мечтательно.

Их глаза не разминались до самых последних пор. Они смотрели друг на друга непрестанно и, казалось, даже не моргали. И здесь я решил вмешаться, то ли на пользу моим гениальным планам, то ли чтобы размазать их в свежую скотную лепешку.

– Да. У вас всё было. Вот доказательство. – Я зашел в комнату, демонстрируя в руках пинцет, окунул его за телевизор и достал оттуда использованное популярное средство от нежелательных людей, которых мне пришлось бы также любить.

– Этого не может быть. – Ева замоталась в одеяло и уселась на краю двуспальной кровати, опустив лицо в блюдце ладоней.

– Не вижу в этом ничего плохого, – утверждал я, навивая в комнату благоухания мыслей атмосферы для произрастания любви. – Секс – это лишь формальность, – продолжал говорить я, указывая резкими движениями глаз, незаметными от Евы, чтобы Фрэнк подсел к ней и приобнял расстроенную фигуру. Тот, пожав плечами, незамедлительно послушался.

– Отстань от меня, – раздражительно приказала Ева, как только почувствовала приближение сбоку, отчего Фрэнк отскочил на место.

– Уважаемые господа люди, – обратился я. – Верьте моему многократному относительно вас опыту. В этой комнате не случилось ничего ужасного. Просто сейчас вы находитесь в неловком состоянии, когда ваши глупые мозги не могут переварить содеянное. Вы оба должны абстрагироваться от всего и принять свое привычное положение: вы, Фрэнк, можете нажраться, как часто это делаете, а вы, Ева, поехать домой, включить пластинки, раздеться и уйти в самую глубокую себя. Я вас подкину, уважаемая. А чтобы никому не было стыдно за случившееся, мы просто пообещаем, что никто, кроме нас троих, об этом не узнает. – Я улыбнулся, расставив руки кверху в знак уважения своего гения, и этим обратился к моим любимым людям.